Привет из детства...
Ей было двенадцать, тринадцать – ему.
Им бы дружить всегда.
Но люди понять не могли, почему
Такая у них вражда?!
Он звал её «бомбою» весной
Обстреливал снегом талым.
Она в ответ его «сатаной»,
«Скелетом» и «зубоскалом».
Когда он стекло мячом разбивал
Она его уличала.
А он ей на косы жуков сажал,
Совал ей лягушек и хохотал,
Когда она верещала.
Ей было пятнадцать, шестнадцать – ему,
Но он не менялся никак.
И все уже знали давно, почему
Он ей не сосед, а враг.
Он «бомбой» её по-прежнему звал,
Вгонял насмешками в дрожь.
И только снегом уже не швырял
И диких не корчил рож.
Выйдет порой из подъезда она,
Привычно глянет на крышу,
Где свист, где турманов кружит волна,
И даже сморщится: «У, сатана!
Как я тебя ненавижу!»
А если праздник приходит в дом,
Она нет-нет и шепнёт за столом:
«Ах, как это славно, право,
Что он к нам в гости не приглашён!»
И мама, ставя на стол пироги,
Скажет дочке своей:
«Конечно, ведь мы приглашаем друзей,
Зачем нам твои враги?»
Ей девятнадцать, двадцать – ему.
Они студенты уже.
Но тот же холод на их этаже,
Недругам мир ни к чему.
Теперь он «бомбой» её не звал,
Не корчил, как в детстве, рожи.
А «тётей Химией» величал
И «тётей Колбою» тоже.
Она же, гневом своим полна,
Привычкам не изменяла.
И так же сердилась: «У, сатана!»
И так же его презирала.
Был вечер, и пахло в садах весной
Дрожала звезда, мигая…
Шёл паренёк, с девчонкой одной,
Домой её провожая.
Он не был с ней даже знаком почти,
Просто шумел карнавал,
Просто было им по пути,
Девчонка боялась домой идти,
И он её провожал.
Потом, когда в полночь взошла луна,
Свистя, возвращался назад.
И вдруг возле дома: «Стой, сатана!
Стой, тебе говорят!
Всё ясно, всё ясно! Так вот ты какой?
Значит, встречаешься с ней?
С какой-то фитюлькой пустой, дрянной?
Не смей! Ты слышишь? Не смей!
Даже не спрашивай, почему!»
Сердито шагнула ближе
И вдруг, заплакав, прижалась к нему:
«Мой! Не отдам, не отдам никому!
Как я тебя ненавижу!»
(с) Эдуард Асадов, 1964